Вот уже год в Казани существует студенческая театральная студия, которая собралась по инициативе самих студентов. Вести театральный кружок при КФУ взялся на добровольных началах артист театра им. Качалова Максим Кудряшов. Кто эти студенты, и чем они занимаются в театральной студии, мы узнали на одном из занятий творческого коллектива. Это было уже не занятие, а полноценная репетиция спектакля под названием «Сотрудники» (по мотивам пьесы Эмиля Брагинского «Сослуживцы» и фильма Эльдара Рязанова «Служебный роман»), премьера которого состоится 14 июня в 19:00, в здании ИФМК им Л.Н. Толстого при КФУ (ул. Татарстан, 2).
— Максим, расскажите, как вы стали руководителем театрального кружка при КФУ?
— Наша студия собралась по инициативе самих студентов. Одна из студенток написала мне в «Вконтакте»: «Здравствуйте, у меня есть идея устроить студенческий театр, давайте встретимся, все обсудим». Я ответил: «Давайте» Встретились. Девушка объяснила, что она хочет сделать студенческий театр на базе филологического факультета. Я спросил: «Как Вы себе все это представляете?» Девушка ответила: «Мы наберем студентов и будем играть спектакли».
И вы согласились?
— Не сразу. Пришлось объяснять, что мы не можем создать на базе университета театр, и актерами мы называться не сможем. Почему? Потому что артисты — это люди, которые служат театру, и отдают ему всю свою жизнь. Кроме театра у них других дел нет, а любители-актеры, будут много учиться, уезжать по делам, найдут массу других увлечений, которые будут мешать общему процессу, прерывать его. Мы договорились, что это будет студенческий театральный кружок, потому что театр — это все-таки слово профессиональное. Мы дилетанты. У меня нет режиссерского образования, есть только желание, и упорство. На данном этапе важно понимать такие вещи. Важно понимать, что у студентов филфака во главе угла стоит учеба, сессии, экзамены, поэтому позиционировать себя как театр глупо, смешно.
Мы изначально избегали называть нашу деятельность высоким искусством. Мы честно стараемся, работаем, ищем, творим, пробуем что-то новое, но этого в любом случае недостаточно. После того разговора, я пошел к своему мастеру и художественному руководителю театра им В.И. Качалова Александру Славутскому и спросил, имеет ли смысл организовать такую самодеятельность с целью попробовать себя на режиссерском поприще. Александр Яковлевич спросил, не будет ли это мне мешать, а я и сам тогда не знал, что из всего этого выйдет, но решил попробовать. Он дал добро, и работа началась.
— А что нужно было представить тем, кто хотел вступить в кружок?
— В первые дни, когда мы только объявили набор, на занятие пришло 50 человек. Это была огромная масса людей, половина из которой просто шли мимо, или заглянули от скуки. Кто-то вообще просто поболтать пришел, с новыми людьми познакомиться. Такой кружок по интересам, если вы понимаете. Люди постоянно менялись, в итоге через наш кружок прошло более 100 человек. Мы начали заниматься простейшими актерскими упражнениями, делали этюды, упражнения на пластику, искали средства выражения, и львиная доля «случайных прохожих» сразу отмелась.
Вы поймите, это первый курс театральных школ. Многим это уже было не по силам, кому-то просто не хватило терпения. В итоге даже те, кто приходил ради общения, покинули нас. Есть, конечно, и совершенно противоположный случай, когда девочка пришла с подругой, ни с кем не разговаривала в первые дни, хотела в уголке отсидеться, пока мы занимаемся. Я ее включил в общий процесс, заставил говорить. В один из дней, во время не самого простого упражнения она, неожиданно для самой себя, раскрылась, и такой темперамент мощный продемонстрировала, что стало ясно – будет работать.
Я провел шесть занятий (мы занимаемся раз в неделю по понедельникам, когда в театре выходной), затем приступили к работе над материалом, распределили роли, и нас осталось 10 человек. Пьесу выбирали все вместе, решили играть то, что понравится всем. Остановились на «Сослуживцах». Когда меня спрашивают, почему я взял «возрастную» пьесу, для зрелых артистов, я отвечаю, что в ней нет возраста. В этом материале проблемы, поднимаемые автором, не привязаны к определенной возрастной группе. Эти проблемы шире и крупнее, и возникают у людей, которые гораздо моложе наших персонажей. Мы изъяли из пьесы все упоминания о возрасте, что-то подправили, и все встало на свои места. Получилась история любви «на рабочем месте».
Вообще сложностей было много. У нас появились проблемы с помещением, актовый зал всегда был занят (в основном там репетировали номера для «Студвесны»), а мы перемещались из аудитории в аудиторию, потому что это прежде всего университет. Однажды у нас сорвалось занятие из-за того, что нам просто негде было заниматься, и я поставил вопрос ребром перед преподавателем, курирующим нашу студию. Мы попросили стабильное помещение для занятий, из которого нас не будут выгонять, да и надоело постоянно раздвигать и сдвигать парты, чтобы была хоть какая-то площадка для деятельности. Нас отправили в подвальное помещение, которое было организовано под небольшой спортивный зал.
Помещение оказалось на редкость удобным и симпатичным. В одной комнате стояли тренажеры, в другой не было ничего, кроме зеркал на стенах, там можно было танцевать и заниматься. Там мы устраивали чтение пьесы, и делали этюды до зимы. Осознав, что идея с актовым залом неосуществима, я стал искать пути решения, и у меня родилась идея играть спектакль в большой аудитории, в которой парты расположены лесенкой. А нам как раз нужна была эта самая лестница в качестве оформления, декорации.
Лестница — это какой-то знак, атрибут?
— Да, конечно. Мысль проста – по своей сути, это карьерная лестница. Проблема заключалась вот в чем: на сцене в актовом зале лестницу не установишь. Даже если мы сколотим там лестницу, вопрос в том, как ее сохранить до спектакля, потому что ее разнесут другие студенты (Смеется). Где-то ее надо будет хранить, для этого необходимо, чтобы она была разборная. Вопрос с декорациями – это жуткая проблема. В этом и есть отличие кружка от театра. В театре обязательно сделают лестницу, будут беречь ее, хранить. Она станет достоянием театра.
Был вариант играть спектакль прямо в коридоре на одной из институтских лестниц, но меня отговорили сами студенты, испугались сложностей, которые могут возникнуть, да и широкой лестницы с перилами подходящей не нашлось. Мы посовещались, и решили сделать хулиганский эксперимент, поставив спектакль прямо в аудитории, чтобы студенты играли в своей естественной среде, которая им близка и понятна. Да и зрители, которые придут на спектакль – это же, по большей части будут студенты. Для них это тоже будет такая же естественная среда, как и для наших артистов. Поэтому мы остановились на этом решении. Опять же мы столкнулись с рядом новых проблем. Нужно было обжить это пространство, сделать его максимально удобным, развернуть лицом к залу, который оказывается фактически за твоей спиной. Думаю, все будут довольны.
Что касается самой идеи лестницы, как символа, то мы пошли по простому и проверенному пути, разделив людей на классы. Мы взяли за основу движение «снизу-вверх». Допустим, взять нашу афишу. Там тоже все не случайно, и подчинено этим законам. Калугина и Самохвалов — в фиолетовых благородных тонах, потому что это цвета аристократии. Новосельцев огненно-рыжий, а в Калугине есть голубой и синий — это цветовые решения, которые не «с потолка» взяты, в этом есть задумка художника. Это, так называемые, лед и пламень. Есть более нейтральные тона, допустим, Рыжова выполнена в более теплых древесных тонах, как фигурка из красного дерева.
Максим, расскажите про саму постановку. Есть ли у вас отличия от фильма?
Есть сценарий «Сослуживцы», по нему снят фильм «Служебный роман». Отличий много. Мы не копировали фильм, старались избегать привычных штампов, пытались взглянуть на героев через призму сегодняшнего дня с точки зрения человеческих отношений, не привязанных к постперестроечному периоду. Пришлось много сокращать, убирать устаревшие на сегодняшний момент понятия, выражения и обороты. От обращения «товарищ», например, отказались начисто. Потому что сегодня никто так не обращается друг к другу.
Что мы взяли из фильма? Мы взяли настроение. Оно в фильме очень светлое, искреннее, с глубоким пониманием жизни. Оно пробивается сквозь время, существует вне его, думаю, именно поэтому фильм «живет» так долго, и его интересно смотреть до сих пор. Мы наняли на себя тот позитивный настрой на то, что любовь победит. Что касается сюжета, текст полностью переработан. Написана полноценная инсценировка для театральной площадки, потому что в фильме монтаж делает свое дело. Сам сценарий написан дробно. На сцене это воплощать очень тяжело, и поэтому единственным решением было совмещать сцены между собой, брать из разных мест, и собирать в одно целое, чтобы все имело начало и конец, подчинялось определенной логике и последовательности событий, разворачивающихся перед нами.
Мы добавили персонажа, которого нет в фильме (в пьесе он есть) – мужа секретарши Верочки. Собрали из разных кусочков и обрывков и получилась полновесная роль. В итоге, у нас получилось не две, а три сюжетные линии: в фильме этого нет. Первая линия, когда любовь только зарождается, и превращается в итоге в полноценное глубокое чувство — это Калугина и Новосельцев. Вторая линия, Самохвалов и Рыжова — это утрата любви, последней связи, которую персонажи пытаются собрать из осколков бушевавшей когда-то страсти. Третья линия, Сева и Верочка – это служебный роман в самых типичных его проявлениях, с публичными выяснениями отношений, страстными перемириями и необдуманными поступками. Важно было уравнять по значимости эти три линии, чтобы они были одинаково интересными. Хочется, чтобы зритель следил в комплексе за всеми, видел во всех этих отношениях целое, а не отдельные кусочки.
И как успехи? У ребят получается?
Сева — это действительно один из ключевых персонажей. Они с Верочкой начинают спектакль, задают настроение, выясняя отношения в коридоре возле кабинета директора, в это время Самохвалов пытается пройти к Калугиной в кабинет, а Верочка его не пускает. У каждого своя задача, своя логика поведения, которые никак не пересекаются. Когда эти действия происходят одновременно, переплетаясь в клубок, создается ощущение нашей повседневной жизни, потому что студенты это неплохо делают. Им же никто не сказал, что это очень сложно – держать два, а то и три объекта сразу. Я им подсказываю, а они это делают, опираясь на свою природу. Вообще любителей лучше не душить, нужно находить их естественные проявления, расставлять «маячки» на вещах простых и понятных. Я смотрю, и вроде получается. ( Смеётся). Я им не говорил, что это не каждому артисту подвластно.
Андрей Явшиц, например, известный видеоблоггер в Казани, участвует в различных проектах, появляется на интересных мероприятиях. Там, где он ничего не играет, за ним интересно наблюдать, а на первых репетициях как дал «актерского мастерства», до сих пор смешно. Ребятам важно объяснить, что артист — это не тот, кто может сальто крутануть, заорать, заплакать, вырвать себе аорту голыми руками. Артист — это, прежде всего человек, который воспринимает, а не выдает. Вот за чем интересно смотреть на площадке. Сегодня глотанием шпаг никого не удивишь, а вот подробным переживанием на сцене не перестаешь восхищаться даже в микроскопических проявлениях. У нас все держится на энтузиазме, на желании, на вере.
Когда я им говорю: «Вы не профессиональные артисты, ребята» Я их не унижаю так, наоборот, освобождаю от зажимов. Они сразу перестают суетиться, что-то ИГРАТЬ, начинают быть самими собой, а это принцип актерского мастерства — быть другим, оставаясь самим собой. Если они будут позиционировать себя как деятели театра, то конец всему, мы никогда не поставим этот спектакль. Это будет полный дурдом.
— У вас большие шансы на успех с такими ребятами.
— Честно говоря, я не уверен в успехе. Не только из-за ребят. Для меня это такое же испытание, как и для них, по своей сложности. Мои коллеги придут смотреть, а они мне поблажек не сделают, скажут все как есть: «Максим, завязывай с режиссурой, это не твое». Хотя, эта ситуация совершенно не однозначная. Многое от ребят зависит, в конечном итоге. Они могут прилично работать на репетициях, а в день спектакля испугаются, и все полетит в бездну. Играем-то один раз всего. Есть, конечно, надежда, что не испугаются. Почувствуют реакцию зала, и актерская природа сработает. Осталось – то 10 человек, лучшие из тех, что пришли.
— А кто остался? Что это за люди?
На самом деле, они очень талантливые люди. У каждого предпосылки к актерской профессии есть, и желание творить огромное. Они своим временем жертвуют, особенно в последние дни репетиций. Остались идейные люди, которые напролом идут и с удовольствием это все делают. Удивительно, но факт. Приближаются, так сказать, к высокому (Смеется)
Что для вас эта студия? Такой опыт на пользу?
— Для меня это своего рода отдушина. Страстное увлечение. Нечто вроде хобби. Робкие попытки попробовать себя в новом интересном деле, таком, как режиссура. Она мне кажется разнообразнее, шире, и при всем этом гармоничнее профессии артиста. Относительно полезности, я считаю, что работать с дилетантами, конечно, больше во вред. Даже не во вред, а скорее не на пользу. Нет ощутимого роста внутреннего, творческого. Это делается с удовольствием. Но в нашей профессии априори мало удовольствия, в ней сплошной труд, который предполагает концентрацию, полнейшую включенность, сосредоточенность, внимание к деталям. Необходимо добиваться точности и подробности существования, с любителями это займет в десятки раз больше времени.
— Это ваша первая постановка?
— Даже не знаю, как будет вернее сказать, моя первая постановка была в ДК им. Гайдара, где я со школьницами, поставил спектакль «Прощайте ангелы, прощайте». Но там случилась неприятная история, о которой не хочется рассказывать, поэтому я скажу только то, что они с этой постановкой выступали на фестивале в Ульяновске, получили дипломы, какие-то подарки, хорошие отзывы и приглашение на участие в следующем году. Я считаю это хорошим результатом.
— Сколько будет длиться спектакль?
— Два часа, предположительно, с антрактом.
— Кто вам делал афишу?
— У нас есть свой художник — постановщик. Выпускница КГАСУ, факультета дизайна, Анастасия Селина. Она нам подсказывает, как это должно выглядеть, критикует внешнее выражение образов в костюмах и макияже, подсказывает важные детали, старается все это привести к единому стилю, сделать гармоничным, внятным. Чем хороший художник отличается от плохого? У хорошего художника разница между его идеей и воплощением ее в жизнь минимальная — как он задумал, так и сделал. У плохого художника наоборот — он задумывает шедевр, а получается посредственно. Настя предложила в афишу взять цветовое решение с картины Марка Шагала «Цирк». У нее такое графическое выражение мысли получилось. Ей точно удалось передать самое главное – настроение чего-то легкого, радостного, красочного, которое мы пытаемся воплотить на площадке. Красиво получилось. Я вообще за красоту. Она облагораживает. Делает человека человеком.
— Хореографией отдельно занимались?
— Тут нам тоже повезло. С нами занималась студентка КФУ, Кристина Глушкова, у которой своя студия танца при университете, если не ошибаюсь. Она очень разумно подходит к пластическому выражению мысли. Я ей в свое время сообщил, что у нас не «студвесна», и мы не народный ансамбль, нам танец, как самостоятельное произведение в спектакле не нужен. Кристина услышала меня, и стала работать на общую идею. Она посмотрела репетиции, послушала музыку, которую мы решили использовать, и принесла свои идеи и предложения. Серьезно подошла к нашему вопросу. Нашла пластические выражения, присущие каждому герою. Ребята собирались отдельно, чтобы заниматься только музыкальными номерами и переходами. Это получилось очень пристойно, аскетично и со вкусом.
А как у вас обстоят дела с костюмами и реквизитом?
— Из дома все приносим, выбираем нужное. Что-то пришлось докупать на свои деньги. Бижутерию, например, предметы какие-то. Нам для сцены корпоратива в одном из баров специально откладывали пустые бутылки из-под элитного алкоголя, у меня дома целый пункт приема стеклотары уже. (Смеется) Это нормально для любительских студий. Университет нам помог по мере возможности. Обещали представить звук, свет, максимально облегчить наши старания. Нам не у кого просить деньги, потому что искусство не рентабельно.
В наше время все, что не рентабельно – бесполезно. Но я об этом рассуждать не буду. Для того, чтобы рассуждать, надо сначала сделать что-то выдающееся, уникальное, интересное. В конечном итоге, для меня главное – не кассу срубить, вход у нас свободный. Главное — рассказать человеку о человеке. Поразмышлять вместе со зрителями о природе любовных отношений на работе. О плюсах и минусах, о встречах и расставаниях, о том, что так или иначе случалось в жизни каждого человека. Мне хочется провести полноценный диалог. Вырасти чуть-чуть вместе с персонажами за эти два часа. Я думаю в этом цель и смысл. Приходите на нашу премьеру, всем будем рады.
— Максим, большое спасибо вам за увлекательную беседу. До встречи на спектакле.
Елена Селестенюк, фото автора
kznportal.ru
05 июня 2016
